Забывшегося сном Кузьму тормошили, ему же чудилось — на ухабах потряхивает машину.
Сумерками ехали из гостей, он вёл, наплевав на осторожность, – был зол на жену. Та насупилась в приступе ревности.
Что Кузю злило больше: отсутствие чувства вины, или что опять ущучили за вороватым волокитством, он не знал.
Из-за поворота резануло встречным светом. Кто-то мчался посерёдке дороги на все деньги. Сдаётся, отложенные на первосортные похороны…
Кузьма вывернул руль: машина соскочила с дороги, подпрыгнула на кочке и врезалась в одинокую сосну на обочине, хотя рядом произрастали более приветливые растения семейства кустарниковых.
Шишки забарабанили по вставшей горбом крыше. Жалобно свистел разорванный радиатор.
Больно резануло в носу...
– Ай! – воскликнул Кузьма и открыл глаза.
– Нашатырь. – сказал толстый загорелый незнакомец, пряча пузырёк в карман.
Кузьма повертел головой «где я?». Но тут же вспомнил, что к чему. Сердце застучало быстрее, но волнения не было.
– Ну вот, пять минут сна, и вы спокойны перед встречей с женой, как перекусивший антилопой крокодил при виде аппетитной зебры. – панибратски сказал незнакомец.
– Э-э…– Кузьма уставил в него палец, – мол кто ты, знаток крокодильей диеты.
– Жора. – подсказал толстяк.
– Ну что, Жора, приступим? – Кузя жадно потёр руки. Весь вид его сделался нетерпелив.
– О’кей. – согласился толстяк и предостерёг:
– Объект не колотить, не унижать. Никаких расистских, политических, сексистских и религиозных коммюнике. Мы тут печёмся за права человека. Ведь клон азм есмь человек. Только волею властей вне закона. Воркуйте себе, подержитесь за ручки, но не более…
Тут он сально подмигнул и говорит: – «Более» начинается от лимона с зелёным хвостиком. Полтора миллиона баксов и можешь проповедовать ей сыроедение или услаждать игрой на двуручной пиле волосяным смычком. Короче, любые грязные фантазии кроме самовывоза с завода-изготовителя.
Хорош хвостик, подумал Кузьма. С питона, когда гуттаперчевая тварь вытянется под солнышком погреть шарниры.
– Сейчас я её приведу, останетесь наедине. Через час вернусь, заберу. Вы же, извольте оставаться в комнате для завершения формальностей.
– Каких ещё? Аа, понимаю. – догадался Кузя. – Дезинфекция после общения с клоном. Чтобы комары законности и правопорядка носа не подточили на оселке уголовного кодекса?
– Вы проницательны, как новенький рентген. – расплылся торговец правами человека и их преступно сфабрикованными носителями. – Тяпнем по рюмашке и подпишем акт выполненных работ.
– Обожди! – воскликнул Кузя. – А точно ли она всё помнит?
– Точно. Всё до момента гибели в автокатастрофе. Видишь ли, воспоминания свалены в кучу и пылятся в любой клетке организма с неповреждённой ДэЭнКа.
– Иди ты! – искренне удивился Кузя и вспомнил трогательную непосредственность мозговой деятельности почившей супруги. Спросил с опаской: – Даже в клетках мозга?
И получил исчерпывающий научный и познавательный ответ:
– Да хоть прямой кишки.
С этим обнадеживающим заявлением Жора и удалился.
Волнение и давление накинулось на Кузьму, как детишки на шелудивого котёнка. Он стиснул занывшие виски. Пять лет минуло, как второго сентября тридцать первого года Жанкина душа отлетела под сосной, усыпанной шишками и иглами жестокой судьбы. И вот…
Он не слыхал, что за спиной отворилась дверь. В комнату скользнула красивая стройная женщина, одетая с тонким вкусом. С гримасой «Сюрприз, сюрприз! Ш-ш-ш…», балансируя на цыпочках, подкралась, и:
– Кузенька, вот и я!
Игривый голос вчерашней покойницы над ухом швырнул Кузю из кресла.
– За-за…дра-дра… – не мог он совладать с артикуляцией, – челюсть плясала, что-то вроде приветственного танца папуасов упитанному миссионеру, любезно нафаршированному пряными душеспасительными проповедями.
– Да, это нечто… – повторял Кузьма в который раз и свирепо затягивался сигарой.
Жора взялся за бутылку:
– Позвольте ещё плеснуть?
– Обязательно! – прохрипел тот. – Это требуется основательно смочить. Да-а… Как будто и не умирала… Всё та же. Да-а…
Одним глотком осушил полновесную рюмку коньяку. Где-то снаружи и сверху приглушённо зарокотало, дрожь прошла по комнате. На столике задребезжала бутылка и пепельница.
Кузя насторожился:
– Что это?
Делишки с клонированием грозили всем замазанным в нечистом предприятии пожизненным заключением.
– Спокойно, приятель – вы в безопасности. – усмехнулся Жора. – Полная юридическая конспирация и военная тайна штатских вкладов в мой бизнес. Лучше скажите – довольны результатом?
– О, да! Я счастлив. Ах, но сердце моё разрывается и истекает кровью!
– Что такое?
– Да, кровью. Только сейчас понял, кого потерял. Ценить надо было её, а не кидаться на каждую юбку, парео и прочие рейтузы и низкие ухищрения вокруг бёдер. О-о!
Кузьма зарычал от бессилия.
Генетик плеснул ему ещё.
– Какая была женщина! Не ценил. Изменял. Лгал. А она голубка кроткая всё сносила. Ангельское терпение. Другая бы давно ликвидировала сковородкой или того хуже – стала сама изменять. А эта только всплакнёт в платочек, погрустит, а потом и простит. А красавица какая!
– Да, красивая…
Кузьма всхлипнул, побежали слёзы.
Я не видал, как плачут пресловутые крокодилы. Но как заливался над гнилой соломой старенький пони, катавший толстощёких детишек с пряниками и пирожками, довелось…
Так Кузя даст несчастной лошадке сто очков вперед по части слезоотделения…
Встреча с воскресшей лишь на краткий миг подругой всколыхнула его душу сильнейше.
– Не берёг этот Куллинан средь щебёнки. Эту Янтарную комнату средь муниципального ремонта! – удивительно образно казнил себя он.
– Всё бы отдал, чтоб жила. Ноженьки целовал. Лопни глаза, кабы на других баб глянул. Тьфу, сатанЫ! – грозно потряс он кулаками и бессильно уронил: – Да, эх, чего теперь…Увы мне… Увы…
У него вовсю разыгрался запоздалый приступ жестокого самобичевания. Незримые вериги совести и раскаяния снизошли на плечи.
Простерев руки к генетику, он взмолился:
– Я заберу её с собой! Никто не узнает. Клянусь!
– Пф… – фыркнул тот.
Несчастный понурил голову, весь сник и застыл скорбным изваянием, достойным пары-тройки кубометров мрамора и фирменного долота и киянки Микеланджело. Ручаюсь, это была бы самая наглядная скульптурная агитация супружеской верности.
Сбросив оцепенения, Кузя мрачно осушил рюмку. Ещё. Душа саднила, что от наждака, не унималась. Требовалось оглушить.
– Скажите, что с ней будет? – спросил он о судьбе клона. – Кислота, мясорубка, печь, что? Не жалейте меня, я жалкий негодяй. Говори же! – вскричал он с мукой.
Жора лениво рассмеялся.
– Успокойтесь. Летит ваша Жанна в вертолёте к побережью. Потом лимузин до частного аэродрома, и бизнес-джет в Москву.
Кузя побагровел:
– Не хотите ли вы сказать, что с помпой выпускаете клонов на волю? Какое побережье, джеты? Оставьте глумиться. Или дам в зубы.
– Клон есть вы. В аварии погибли вы, – не Жанна. Перед встречей, под гипнозом вам внушили обратное. Ну, какое бы вышло свидание, кабы вы вспомнили, как умирали в куче железа и осознали себя вдруг клоном? Шок и ступор. А так вы очень содержательно вздыхали целый час! Жанна осталась довольна…
– Враньё!
– Вы думаете, мы в тайном убежище в тайге? Мы на яхте в нейтральных тропических водах. Это куда безопасней. Идёт шторм, – чуете, качка?
– Коньяк! – не сдавался Кузя.
– Рентген покажет, ваши кости тоньше чем положено, дефицит мышечной массы, уменьшенная печень, желудок, одно лёгкое, одна почка и одна тестикула.
– Что?
– Одно яйцо. Биосмесь, из который вы построены, дорогая штука, – приходится экономить. – невозмутимо пояснил нехватку органов негодяй и вдруг заправски свистнул.
Ввалились двое загорелых, в тельниках, подхватили онемевшего Кузю под руки.
– Печной фильтр заменили? – строго спросил Жора матросов. – Дымим как допотопный чумной крематорий…
Кузя обвис в волосатых лапах матросни, как индюшачья сопля. Чует только – поволокли. Железо гудит под каблуками братишек, железный лязг дверей. Его кладут на ребристое – решётка! С ужасным металлическим грохотом падает над ним массивная крышка.
Оставалась надежда, что это специфический морской юмор, но раздалось шипение – пустили газ...
Лёгкость, нет боли. «Как это просто…» – дивился он «переходу» и слепо и блаженно жмурился на яркий свет. Под ладонями шершаво и тепло – песочек. Это конечно был рай. В аду не принято посыпать дорожки и тратиться на освещение. Тут веял свежий ветерок, ласково шелестела волна и вскрикивали чайки – души усопших мореходов.
«Не барбекю, а прямо таки путёвка в ведомственный санаторий при управлении делами Небесного Престола» – с благодарностью отметил Кузя.
Он сел и открыл глаза. Так и есть: белый пляж, море, пальмы, ни души. И… чемодан…
В чемодане, вместо компактной золотой арфы и белых одеяний, он нашел набор для выживания, а верней прозябания, и записку.
«Кузьма, – писал несомненно Жора. – Вам выпал шанс жить. Слезливые признания за рюмкой так растрогали Жанну (она всё слышала), что она выкупила вас прежде, чем вы вылетели в трубу сажей.
Сумма такова, что я пошёл против принципов. Кажется, она отдала последнее. Святая женщина. Но, не радуйтесь, – вы на одном из тысяч островов, куда не ступала и не ступит нога человека. Отвратительные игуаны ваша компания до гроба. Поделом, олух».
– Поделом, поделом… – соглашался Кузя. Радости от спасения он не испытывал.
"Если меня и найдут, обет безбрачия мой крест, с сего дня и до кончины" — поклялся он.
Спустя деньков семь, насвистывая в тени шалаша, что разбил на первой линии под пальмой он налаживал удилище, как вдруг:
– Кузенька, вот и я! У меня ничего не осталось, кроме тебя, — улыбается Робинзону эта Жанна д’Арк наших дней. — Но я счастлива, говорит.
И слёзки хрустальные…
А у того что-то слова застряли:
– Э…э…э. Ты мык – никак...
Зато, из шалаша высунулась подозрительная чёрная харя с сосисочными устами. А потом и весь Пятница. То есть… вся! – здоровенная чёрная девка, в набедренных бусах.
Вся местной порнографией раскрашена – скал-то у них нет, а живопись уже есть. Картинки охренеть! – этнические… Ну, какой этнос — такие и картинки.
Да, остров оказался несколько обитаем, а обет…пфюить…
Источник: Bolдырев
